Форум выпускников Свердловского высшего военно-политического танко-артиллерийского училища и Екатеринбургского артиллерийского института (высшего артиллерийского командного училища)
Сообщение N: 162
Подразделение и год выпуска: 1 батр. 1984
Рейтинг:
4
Отправлено: 30.04.10 03:16. Заголовок: В_В_В пишет: Наш в..
В_В_В пишет:
цитата:
Наш выбор — меж стабильностью Ниязова и толпами, погнавшими Бакиева. Одни лишь молгвардейские дивизии плюс ими заправляющие гении нас удержать способны от Киргизии — и сдвинуть в направлении Туркмении.
Противно, конечно..., но правда... Как КАраулов сказал в понедельник, что 95% российской экономики работают и платят налоги за пределами России... И кому теперь нужно ходить сюда с ружом ???? Поэтому и реформы суть не меняют...
Новый выворот в судьбе оппозиции: появляются в Сети порноролики, где они в миссионерской позиции размножаются буквально как кролики. Все столпы правосознания нашего, от Лимонова до пылкого Яшина, вытворяют с доброволицей то еще, и при этом все с одною и тою же. Замечают в одобрительном тоне ей, что горды ее усердием видимым, и такой уж достигают симфонии, что не снилась и Госдуме с нацлидером. Получают удовольствие явное, в сексуальных похождениях плавая, словно это не девчонка халявная, а гэбня под ними стонет кровавая. В интернете говорят: ишь устроился! Тут и девушку, и кокса — вредитель, на! Отмечают их мужские достоинства — кто завистливо, а кто снисходительно; обсуждают приключенья альковные, напрягают аппараты оральные — громче прочих голосят уголовные, но встречаются и просто моральные.
Я попервости не знал: что такого-то? В чем тут, в общем, компромат и марание? Это ж как бы не давало мне повода относиться к ним хужее, чем ранее. Оппозиция, как правило, славится тем, что женщинам, как правило, нравится. Я не вижу тут большого события, что мужчина соблазнился соблазнами: это те, кому не светят соития, утешаются борьбой с несогласными. Не по нраву тебе враг — так ударь его, а не ставь ему жучка возле фаллоса. Тем по нраву вертикаль государева, у кого уже своей не осталося. Это ж разве компромат на Лимонова, что у него в его года — все рабочее? Мы и так уже читали у жен его, что он в койке интересней, чем прочие. Уж на что я подозрительно-бдительный, а не вижу тут особенной вредности. Если это компромат — то сомнительный, да к тому ж еще свидетельство бедности: приезжали к нам спецы буржуазные — мы подкладывали баб в полной мере им, но хоть бабы были все-таки разные, а теперь всего одна, и та не Мерилин… И за что она страдает, ответчица, что ей пользуется целая троица? Мне тут умысел, читатель, мерещится. Он сейчас тебе, читатель, откроется.
Все мы знаем, что у нас оппозиция — несогласная во всем, разнолицая; два еврея, так сказать, четыре мнения, — а у нас их двадцать пять, и не менее. Нет единства меж вороной и зябликом, меж крапивою и травами прочими; нет единства меж Чубайсом и «Яблоком», а нацболы вообще на обочине. Как им можно защитить демократию, если каждый на любого — с проклятьями? Вот и хочут их связать этой Катею, чтоб они себя почуяли братьями. Прекратится бессистемная вольница: отношения порочные, прочные… Чуть заспорят, заорут — и опомнятся: «Да ведь мы с тобою братья молочные!» Я не вижу тут ни шутки, ни вымысла — это главный шанс страны, если кратенько.
Сообщение N: 94
Подразделение и год выпуска: 3 батр 1987
Рейтинг:
2
Отправлено: 15.05.10 06:23. Заголовок: Памяти сороковых О..
Памяти сороковых
От автора. В этом году отмечается не только 65-летие Победы, но и 90-летие Давида Самойлова. Думаю, прежде чем читать этот скромный оммаж ему, читателю стоит вспомнить «Сороковые, роковые», которым я не чаял подражать, но попытался ответить из нашего времени
О нулевые, сырьевые, Качальные и буровые, Где настроения погромные И соглашения газпромные. Глазенки выцветшие цепки. Протесты западные робки. Горят надвинутые кепки. Дымят безвыходные пробки.
О нулевые, групповые, Бездельные и деловые, где джамааты современные и демократы суверенные! Прогнозы завтрашние кислы. Загляды в завтра — страшноваты. Зияют вымершие смыслы. Бренчат присвоенные даты.
О нулевые, тыловые, Бессильные и силовые, Халявные, недодержавные, Бесправные и православные! Где правда стала хуже бреда. Где ничего не значит слово. Где есть у всех одна победа И, в общем, ничего другого. Где с видом грозного занудства Сосут пустеющее вымя, И все клянутся, все клянутся Сороковыми, роковыми. Где в маске грозного юродства Задолизатель и прогибщик Всех непрогнувшихся берется Судить от имени погибших. Гуляет экспортная Раша, Взлетает красная ракета — Хотя война была не ваша, Да и страна была не эта.
О нулевые, чуть живые, Бесполые и половые, Затраханные, бестолковые, Малаховые, михалковые.
А это я на полустанке Играю на своей шарманке. Кругом стоят остатки нации И мне бросают ассигнации. Да, это я, ничем не лучший, С шарманкой, виснущей на вые, И радуюсь, что выпал случай Пожить в минуты роковые.
Как это вышло, как совпало — Тоска, трясина, тлен и глина, Где все пристойное пропало, А непристойное прогнило! О, нулевые, грабовые, Безмолвные и хоровые. И ни войны, и ни России. А мы такие никакие!
Сообщение N: 95
Подразделение и год выпуска: 3 батр 1987
Рейтинг:
2
Отправлено: 22.05.10 06:46. Заголовок: Распадское Не ра..
Распадское
Не развеять нашу дрему. Мы на новом рубеже, ибо смерть грозит живому. Нам не страшно. Мы — уже
После взрыва в шахте адской, взбудоражившего Русь (и не зря она Распадской называется, боюсь), после митингов с ОМОНом, что вовсю теснит народ, и с Тулеевым Аманом, что совсем наоборот, — часть российского народа (кто — терпя, а кто — руля) ждет семнадцатого года, что-то типа февраля. Все боятся, что воскреснет наше местное сумо: где-то лопнет, где-то треснет — и покатится само. Гнев народный сдвинет горы, ибо все давно не то: там поднимутся шахтеры, там — водители авто, и критическая масса, сбросив морок нефтяной, против правящего класса встанет гордою стеной: обездолены, разуты — против наглого ворья… Кто боится русской смуты, кто приветствует ея. Утешаться больше нечем-с, перекрыты все пути… «Междуреченск, Междуреченск!» — раздается по Сети. Тут не кучка несогласных, разгоняемых в момент, — тут накал страстей опасных, пролетарский элемент! Схваток комнатных раскаты, скорбный плач, злорадный смех и бессмертные цитаты несостарившихся «Вех»: патриоты белой масти призывают в сотый раз поклониться парной власти, что хранит от бунта нас. «Горе вам, хотящим бунта! Это будет «Рагнарёк!» — надрываются, как будто бунт и вправду недалек.
Я намерен вас утешить и толкнуть простую речь. Никого не будут вешать, ничего не будут жечь. Не очистит небосвода благотворная гроза: ни семнадцатого года, ни последовавших за. Мелковато, гниловато — а в семнадцатом году было что поджечь, ребята, чтоб горело, как в аду! Все покуда было цело — и столица, и село… Но сперва перегорело, а потом перегнило. Помутнела наша призма, недоступная лучу…
«Вы хотите катаклизма?» — спросит кто-то. Не хочу. Я бы, может, и не против — тухло жить, теснится грудь, — но, Отчизну заболотив, поджигать ее забудь. Не вернуться прежней силе ни на четверть, ни на треть. Все давно перегноили. Стало нечему гореть. Не развеять нашу дрему. Мы на новом рубеже, ибо смерть грозит живому. Нам не страшно. Мы — уже. Звуки ленинского лая вспоминает большинство: «Вот стена. Она гнилая». Да! Но гниль — прочней всего.
Мы уткнулись в это мордой и уперлись головой. Если честно, тихий мертвый хуже, чем любой живой. Пусть он бездарь и невежда и пути его кривы — у живого есть надежда, а у мертвого — увы. Можно сделать что угодно — не проснется спертый дух: хоть повесить принародно возмущающихся вслух, хоть воспитывать на розгах (в самом деле, дети злят), хоть ввести налог на воздух или штраф за дерзкий взгляд. Бойкость рыбья, память птичья, перспектива коротка — ни развитья, ни величья, ни подъема, ни рывка, ни семнадцатого года, что пугает бедолаг как возможность перехода из чистилища в ГУЛАГ.
Никаких тебе пожарищ — тишь и нелюдь, волчья сыть. Апокалипсис, товарищ, тоже надо заслужить. Будет мирное схожденье, вековой круговорот — для кого-то наслажденье, для кого — наоборот. Все в одной всеобщей луже, у планеты на виду.
Надел сегодня старую свою форму, поглядел на планки собственных орденов, на золотистые полоски за тяжелые ранения, что носятся на правой стороне кителя... Посмотрел, и захотелось мне плюнуть себе в лицо прямо в зеркало. Мы сдрейфили... Все мы сдрейфили... Не захотели Гражданской войны, все чистенькими захотели остаться, и я среди прочих... Гнал от себя подобные мысли. Много лет гнал... а надел форму, и нахлынуло...
Старая форма... Господи! Что ты сделал с моей страной?! И почему же теперь так хреново?!
[more]Русский солдат
Как много говорится о "контрактной" армии. Мне не довелось служить в такой. У нас были призывные ребята, которые просто были призваны на два года.
Я был ранен в ногу. Снайпер стрелял точно, но хотел, чтобы меня взяли в плен. Он выстрелил и попал, лишив меня возможности двигаться. Их разведгруппа (группа захвата) пошла вперед по арыку. Они понимали, что я офицер. Я упал и выронил автомат. Снайпер не мог видеть в оптический прицел, что у меня под "мабутой" спрятан пистолет, а в карманах есть еще две гранаты. Я не собирался сдаваться. Я видел, как они идут. Я достал пистолет и одну из гранат. Я был готов. Самое интересное, что я даже не испытывал страха. Я сказал себе: "Ты покажешь им, как надо умирать!" — и остался совершенно спокоен. Хотя по жизни я совершеннейший трус и это мною испытано неоднократно.
И тут из каких-то кустов выползли два солдата. Один из них сказал: "Не ссы! Вытащим". Они потащили меня по откосу, но пулеметная очередь сбила нас обратно в арык. Я сказал: "Плюньте, я выползу сам". Тот, кто был постарше, ответил, смеясь: "Заткнись, лейтенант, мы все-равно тебя вытащим". Он дотащил меня с третьей попытки вверх по откосу и всунул головой в люк. Там меня подхватили чьи-то руки, и люк захлопнулся. О броню застучали пули. Звонко так! Три из них попало именно в люк, уже захлопнувшийся за мной. Я не сразу понял, почему солдаты не залезли в люк прямо за мной. Потом узнал, что один из солдат был убит на этом песчаном откосе, а второй, засунув меня в люк, скатился обратно за трупом своего товарища. Говорили, что все-таки вытащил его. Я даже не знаю их имен.
Мой училищный друг Артур Сабитов ехал в БТР. Противотанковая граната попала в открытый люк БТР-70 механика-водителя. Артур сидел внутри, но и его люк был открыт. Механику оторвало голову, а остатки заряда хлынули через открытый командирский люк вниз на Артура. У него оторвало кисти рук, покалечило бедра, грудь, живот... Уже мертвый механик водитель, падая, повернул руль вправо. БТР слетел с дороги и укатился в чистое поле. Сверху на броне были еще солдаты, тоже оглушенные взрывом. Через какое-то время Артур пришел в себя и полувылез из люка. И тут увидел картину как в фильме "Андрей Рублев". Вдоль БТРа ползали два солдата. Один, сапер-проводник, спросил другого: — Ты собаку мою не видел? Она рядом сидела, а теперь нет. Никак не найду в темноте! — Не-а! ответил второй.- Не видел! А ты руку мою правую не видел? — Не-а! А зачем она теперь тебе? — Да, блин, я же ей автомат держал! И куда она подевалась?! — Плюнь!!! — Как так плюнь?! А автомат?! А если в плен будут брать?! ... разумеется, что оба были контужены до крайней степени... В составе международных сил ООН в Персидский залив пришел БПК "Адмирал Трибуц". Группой морского спецназа на его борту командовал мой приятель, фамилию которого назвать не хочу по определенным причинам. "Работали" посменно. Неделю работают наши, неделю НАТОвцы. Во время отдыха и трогать не моги... И тут приятеля вызывают французы и говорят:
- Вам надо выйти. — Это почему? Американская же смена?! спрашивает мой приятель. — Дело в том, что на море волнение три балла,- отвечают ему. — И что с того? — Да, ничего, но вам надо выйти.
Больше приятель вопросов не задавал, вышел с борта "Трибуца" со своими матросами и пошел выполнять, что сказано. Потом выяснилось, что американцы просто не умеют выходить за борт при волнении три балла и выше. Могут быть травмы... Американские "Коммандос" и корпус морской пехоты США набран из контрактников, которых долго и упорно обучают премудростям военного дела.
Группы морского спецназа РФ под командованием моего приятеля, состояли из обычных призывных российских парней. Травм не было.
- Какие хорошие у вас бронежилеты, — с завистью сказала вахтенный офицер французского военного флота. — Чего? — не сразу понял мой приятель. — Бронежилеты у вас очень хорошие, — пояснил француз. — Они так облегают тело, что их практически незаметно! — Да на нас и бронежилетов-то никаких нет!!!- удивился мой приятель.- Зачем таскать на себе лишнюю тяжесть? Лучше патронов побольше взять!
По его рассказу, у француза сделались глаза, будто бы он увидел динозавра. В кают-компании авианосца приятелю был задан не очень скромный вопрос: "А сколько получают ваши матросы?". Приятель решил не позорить Россию и приврать. Ответил так:
- Два с половиной доллара... в сутки.. (хотел сказать, что в неделю, но решил: врать, так врать!) Французы недоуменно покрутили головами и ответили: -Нет, вы непобедимы!!!
Таких историй в моей практике тысячи. Или, во всяком случае, сотни. Русский солдат. В ноги ему поклониться надо!
«Сержант Васин»
Сегодня 15 февраля. День вывода Советский войск из Афганистана. И праздник, и не праздник... Дата... Дата памяти... Мы звоним друг другу в этот день и не поздравляем. Просто звоним или пишем письма... Мы не проиграли той войны. Ее проиграли другие, но и не выводить войска было нельзя. Вывод войск был правильным решением... Но мы, далекие от политики, не проиграли своей войны. Мы бились как могли и побеждали на каждом отдельном участке той войны... Мы не виноваты, что война не привела к победе в большом смысле. Это политика. А мы были солдатами. Нас часто посещали мысли, от которых мы сами прятались, но мысли посещали... Но все равно мы выходили за пределы боевого охранения пехоты и шли в поиск. И находили, и били караваны, и брали пленных, и тащили своих на плечах своих раненых, если приходилось туго... А потом снова выходили в поиск... За себя, за погибших ребят, за то, что мы никак не хотели признать, что то, что мы делаем никому не надо... Под пулями очень верится, что ты недаром здесь лежишь, что так надо Родине... Потому что иначе захочется заплакать и сбежать. А это не по-мужски и называется трусость. А это непереносимо...
Я был сопливым лейтенантом, только что закончившим училище. Мне не давали пока самостоятельных задач и приставили помогать старшему лейтенанту Хубаеву, который скоро должен был вернуться в Союз по замене. Хубаев прошел Панджшер, бои против Ахмадшаха Максуда, Кандагарскую армейскую операцию, разгром Искапольского укрепрайона, находившегося у нас под носом... Он много чего прошел, и выжил, и теперь готовился к замене... Он свое почти отвоевал... Оставалось совсем чуть-чуть...
Мы шли целую ночь, пока не пришли в какое-то русло реки. Хубаев сказал: «Ты пойдешь справа в цепи. Как рассветет, так и пойдем. Учись, лейтенант. Сейчас начнется. Главное, застать их тогда, когда встанет солнце. Оно будет бить им в лицо, и они промахнутся...»
И мы пошли... И прочесали кишлак. А духи отошли из него к горам. Оставался один пулеметчик, который бил поверх наших голов, потому что его слепило взошедшее солнце. Мы «погасили» его гранатами. А потом мы вышили на обратную окраину кишлака и я, опьяненный победой, что-то кричал и бестолково командовал, ведь я был лейтенант, и сержант Васин вдруг крикнул: «Лейтенант! Справа! Ложись, лейтенант!» Я обернулся направо и увидел ствол винтовки, направленный мне в голову. Дух, не успевший отойти к горам, лежал за камнем и собирался задорого продать свою жизнь. И я увидел ствол этой винтовки, направленный мне в лоб, потому что я был крайним к нему. Нас разделяло метров пятнадцать... Дух не успел выстрелить. Я упал на землю, перекатился, и дал очередь из автомата. Дух не стрелял и я видел какие-то судорожные движения, которые он делал, передергивая затвор. Я вскочил и дал еще одну очередь... Снова упал, снова перекатился, снова вскочил, снова дал очередь... Дух уткнулся в камень головой и выронил винтовку... Я подошел к нему, забрал винтовку, ткнул труп носком ботинка в плечо, чтобы тело его перевернулось... Посмотрел в не закрывшиеся глаза... И не увидел там ничего... Он был мертв, а я был жив, хотя по всем канонам должно было быть наоборот.
В палатке я хвастался первым боем: «я так, а он так, я перекатился, а он лежал, тут я и всадил, знай наших!!!» Хубаев сказал: «Что-то не вяжется... Ты врешь..» Я возмутился и заорал: — Как же не вяжется?! Вот он я живой, а тот дух труп и мухи его едят! Хубаев спросил: — А винтовка его где? — Да вот она! Гляди! Что я, по-твоему, безоружного расстреливал?! — Да,- сказал Хубаев.- Повезло тебе... Видишь, затвор не дослан? Песок попал в патронник. От того и недовод патрона в патронник случился... Если бы он его дослать сумел, то не разговаривать уже нам с тобой сегодня. Уйми сопли, победитель! Васину стакан поставь, что успел предупредить...
Сержанту Васину я так и сказал: «Встретимся после войны, стакан с меня. А пока прости, брат, но не могу. Я офицер, а ты сержант. Вот когда все закончится...» Так ведь Васин приехал из Таганрога лет через десять и потребовал свой стакан. И я налил. И оба мы смеялись над этим стаканом и всем, что за ним стояло. Васин пошел в гору. У него свой бизнес в Азовском море и приезжает он ко мне с виски, коньяками и прочим... Но требует, что бы я налил ему стакан самой дешевой водки от себя. И пьет до донышка... А потом уже виски, джин и прочие напитки...
Сегодня утром меня разбудил звонок телефона. — Алло? Кого еще в такую рань принесло?! — Это я, Васин. Я в Москве. Ты ходить можешь? — Да могу... — Слава Богу, а то уж я думал по привычке, что опять тебя придется на встречу на руках нести. Встречаемся на Маросейке. Там много наших будет, и Хубаев, кстати, тоже обещал быть... Но стакан с тебя, как обычно, не забудь!
Не забуду. Такое не забывается. Мы не проиграли той войны. На нас нет вины. И поражения на нас нет.
15 февраля... Мы не виноваты, что так получилось... Дата... Просто дата...
Так получилось, что другой у нас нет.
Комбат...
Его звали Вячеслав Васильевич Юдаев. Нет смысла изменять его фамилию. Он умер, просто умер... Через год с небольшим, после того, как вернулся с войны... Сердце свое он положил за нас молодых, которые не всегда его понимали... Рак... Просто рак. Был человек, и не стало человека. За два месяца сгорел...
Мы назывались «отдельный отряд специального назначения». Но на всех картах место, где мы жили, было отмечено треугольным флажком с подписью «2 омсб». Второй отдельный мотострелковый батальон. Смешная конспирация. И даже не потому, что у нас был другой штат, чем в любом мотострелковом батальоне, не потому, что у нас были даже свои вертолеты, чего пехоте и присниться не могло, а даже не потому, что мы имели свое Знамя, чего у пехотного батальона априори быть не может, а потому, что и форма у нас была совсем другая. Такой формы, как отдельных отрядах спецназа не было ни у кого. Но на штабных картах мы числились мотострелковым батальоном и своего командира называли «Комбат». Официальное название «командир отдельного отряда...» как-то не прижилось. А комбат, он и есть комбат... И местные «духи» знали его в лицо. Они вообще много кого из нас знали. Приехал я однажды в дукан купить жене какие-то шмотки в подарок, а дуканщик («дукандор» по местному), мне и говорит – привет, мол, начальник разведки... Я чуть на задницу не сел от неожиданности! А я еще и приказом назначен не был, только исполняющим обязанности пока числился...
Встречался я вчера в санатории «Русь» с нашими ребятами. Ну, само собой вспомнили и Комбата. Ребята постарше меня. Они с ним весь срок прошли, а я позже приехал. Только полгода при Юдаеве прослужил, а потом, когда из госпиталя после ранения вернулся, уже другой комбат у нас был. Его фамилию я упоминать не буду. Есть Комбат, а есть комбат. Разницу в написании чувствуете? Он свое сердце ни за кого рвать не собирался, так что жив и до сих пор здравствует.
Начальники разведок у нас долго не держались. Два-три месяца и привет... И там уж кому чего выпало. И не только «убыль» в боях. Можно было даже и просто под трибунал угодить за негуманное отношение к пленным... Попробуй, объясни прокурору отчего получилось так, а не иначе... Да что я, эсесовец, что ли? Просто работа у меня такая: «информацию» батальону поставлять. А эту «информацию» добыть надо. Иногда даже и негуманно. Это сказки, что военнопленные на допросах молчат. И то, что их всегда мучают, тоже сказки... По разному бывает. А надо еще и с агентурщиками работать, а на это деньги нужны, а денег не положено, где взять, спрашивается? В разбитых караванах естественно... А из караванов положено все сдавать... А не сдал, значит, под трибунал, потому что никто не верит, что не себе взял. Словом, сложная работа, и со своими хуже, чем с другими...
Юдаев меня поставил исполнять обязанности начальника разведки через четыре месяца, как я в батальон пришел. Я не то что был «соплив» по тем временам, а вообще ничего в этом деле не смыслил. Но старый начальник разведки «ушел», а нового пока еще не прислали, а я язык знал. Вот Юдаев меня и поставил. Он батальоном как князь дружиной управлял. Кого хотел, того и ставил, а кого не хотел, того загонял за Можай... Плевать ему было на больших начальников.
И вот начинаем вспоминать Комбата. И говорит один из нас: — Чем Юдаев был хорош, так это тем, что никогда не совал в нос, мол, я Комбат, а ты подчиненный. Я сказал, а ты выполняй и мне насрать, как ты это сделаешь. Он до нас не опускался с Олимпа, он просто с нами одной жизнью жил.
И приводит примеры человечности Юдаева. А ведь «Васильичу» и впрямь было не в падлу зайти по утру в палатку к любому из командиров рот и сказать – у тебя сегодня день рождения? Поздравляю! С этим делом у нас плохо, но у меня есть. Возьми в подарок два пузыря и вечерком, чтобы солдаты не видели, отметь с взводными. Но с утра чтобы все как огурцы! А то прибью, ты меня знаешь! Ему ничего не стоило заехать за мной на Уазике и сказать, поехали! Интересно куда, думаю я, но на всякий случай беру автомат. Комбат сам за рулем, я рядом. Выезжаем за КПП местного полка и уезжаем в Газни за двадцать километров! Да туда два БТР не всегда проходят, а тут мы вдвоем на УАЗике, и сам Комбат за рулем. Ну, само собой, я в некотором напряге пребываю, особенно, когда через «зеленку» едем. Там засада на засаде.
Доехали благополучно, и Юдаев говорит: — Сам понимаешь, что здесь наши БТРы по номерам знают. А нам к агентурщикам надо. Зачем светиться? А водителя своего я специально не взял. Вдруг засада, убьют же пацана! Во, блин,- думаю я, -вообще-то ездить к агентурщикам это моя работа, Комбату и напрочь не надо такие эксперименты над собой ставить! Однако, вот как вышло. Время у него было свободное, да и слово его на пять порядков выше моего. А информация важная. Вот он сам и поехал. А солдата пожалел просто. «Возглавил» я как-то батальон. В смысле пошел в головном дозоре ночью на север от Газни. Комбат с основным отрядом. А я впереди болтаюсь. Ну, и заблудился напрочь.. Карты у нас были не точные, попробуй-ка не заблудись безлунной ночью. Залегли... Я пытаюсь сориентироваться. Комбату не докладываю об этом, потому что стыдно. Думаю, что выкручусь как-нибудь. Толкает меня боец, что рядом лежит и шепчет: «Духи сзади!» Я оглянулся и точно! Две фигуры и явно чего-то ищут. Поднял ночной бинокль – опана! Комбат!
- Что, лейтенант, забрел и сам не знаешь куда? — Да я... да мы... Вот тут чуть-чуть... — Ну, а теперь смотри, как это дело делается... И сам пошел впереди. И по дороге мне краткий курс лекций читает полушепотом. Да так доходчиво, что больше я уже никогда не блудил. Оказалось, что Юдаев к тому же еще мастер спорта по «спортивному ориентированию». Просто я совсем молодым лейтенантом был, у меня училищные розовые сопли до колен еще висели и нормально шагать мешали. Я в своих соплях еще сам путался... Ничего, доходчиво объяснил Комбат и больше я уже не путался.
- Он никогда на авторитет не давил, — сказал один из моих вчерашних товарищей, — он учил нас дураков. Откуда у него только силы на это брались, не сорваться! Потом я вернулся, снова стал начальником разведки и не смог найти нового комбата в бою, когда нас прижало. Просто не там искал. Я искал его среди нас, а он, оказывается, забился с радистом за мешки с мукой, на взятом нами духовском продскладе. Я его все-таки нашел, и что надо было мне, доложил. Новый комбат ответил: делай, как знаешь! Что у тебя мозгов своих что ли нет, лейтенант?! Ты начальник разведки и отстань от меня, сопляк, у меня другие заботы!
В другой раз, когда нас снова прижали, он сел в первый же приземлившийся вертолет, и когда мы все-таки выбрались, то встречал нас на посадочной площадке и пафосно благодарил за службу. Вчера вспоминали умершего Юдаева (ему и сорока не было, когда Он умер), а его заменщика даже и не поминали. Пес с ним, чего прошлое бередить.
Для чего написал? А для того, чтобы имя Его вспомнить! Книг о нем нет, фильмов тоже, да и не будет, наверное, никогда. Так хоть так имя Его помянуть – Вячеслав Васильевич Юдаев. Командир 177-го отдельного отряда специального назначения, место дислокации провинция Газни, ДРА. Прочитает хоть кто-то, и то ладно...
Комбат, Комбат, батяня Комбат, Ты сердце не прятал за спины ребят...
Это о Нём...
Он приехал в роту
... и сказал: «Меня не убью на этой войне». И мы вытаращили на него глаза и рассмеялись. А он сказал: «Я прилетел в Кабул позавчера и договорился, что меня возьмут с собой вертолеты Ми-6 Газнийской эскадрильи, чтобы довезти до батальона. Они везли бомбы для «восьмерок», но мне было на это наплевать!». Мы еще раз рассмеялись и сказали: «Старик, в нашей эскадрильи Ми-6 нет!»
- Но они же летели в Газни,- сказал он. — Да нам насрать, куда они летели, — сказали мы.- Это не наше дело, а вертолетчиков. Пусть они сами разбираются! — Я должен был лететь в Ми-6, но пока бегал за чемоданом, летчики улетели без меня, а по дороге тот вертолет, в котором я должен был лететь, сбили...- сказал он.
- Старик! — снова рассмеялись мы, три взводных из четырех первой роты 177 отряда специального назначения, в которую он прилетел четвертым по штату. Мы давно уже воевали. Кто восемь месяцев, кто шесть, кто просто три, но давно. И нам было наплевать, кого и как сбили и что это значит... – Старик, запомни, это ничего не значит. Вот если собьют вертолет из нашей эскадрильи, то у нас будет восемь трупов, а Ми-6 с бомбами?.. Пусть летуны сами об этом думают!..
- И все-таки я не погибну! Ведь, если бы мне была предназначена такая судьба, то я бы успел на тот вертолет и был бы убит еще вчера!
Сказал он и покосился на меня. А у меня на груди висела накривь пришитая золотая полоска за тяжелое ранение. Я только что вернулся из госпиталя после ранения в ногу. Но в тот момент, когда он на меня смотрел, у меня и лицо было покрыто запекшимися ранами по всему лицу. К боям это не имело никакого отношения. Просто с устатку я как-то заснул в тени боевой машины, а потом солнце переместилось и обожгло мне лицо до того, как я успел проснуться. Зрелище было еще то, в особенности в сочетании с планкой за тяжелое ранение. Полморды было в ожегах, но ребята знали, что я просто заснул на солнце, а он не знал и решил, что я горел в боевой машине...
- Старик, зарекалась свинья в лужу не ложиться,- сказал я ему, потому что был самым старым из взводных, и у меня было уже восемь месяцев войны за плечами. — Не зарекайся!.. А он ответил убежденно: — И все равно я не погибну!
Он действительно был смелым парнем. Он действительно пару раз выживал там, где и выжить было трудно. Он многое сделал за те полгода, пока воевал в нашей роте. Но однажды он полез туда, куда не должен был лезть. И его убили. Он не заметил духа, который прятался за его спиной, а дух выскочил из укрытия и всадил очередь ему в спину. Одна из пуль попала в сердце. Он даже «мама» не успел выдохнуть напоследок. Просто упал и все...
Он говорил: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Меня не сбили в вертолете, значит, я буду живой!». А я говорил ему, отплевываясь: «Если тебя не сбили в воздухе, это не значит, что тебя не пристрелят на земле! Заткнись, дурак!!!» Но верил в его неуязвимость, потому что своей уверенностью он заражал даже меня. Я-то знал к тому времени, что я-то уязвим, ведь однажды уже был ранен. А это здорово вправляет мозги... А он так ни разу и не был ранен. Его сразу убили...
Как часто говорим мы, что «кому суждено быть повешенным, то тот не утонет». Может, это и так. Но значит ли это, что других смертей не бывает? Если ты не утонул, то это не значит, что тебя не могут расстрелять. А если суждено быть повешенным, то это не значит, что это случится обязательно на веревке... Вариантов много... Больше, чем мы можем себе это представить...
Да и Судьба, наверное считает не только до «трех»... Не повешенный единожды, не обязательно не будет не повешен во второй раз... Кто знает свой конец? Наверное, это хорошо, что мы его не знаем. Иначе было бы слишком страшно жить...
Сколько ног...
Мне было двадцать четыре, и я был начальником разведки 177 отряда специального назначения. Мой позывной был «107», если не было отдельной программы связи на данный конкретный бой. Его позывной был «108», он был начальником связи того же самого отряда. Я был лейтенантом и из меня перла экспрессия молодости. Он был капитаном и невообразимо старым человеком в моем тогдашнем понимании. Ему было без нескольких месяцев тридцать три... Но мы дружили... Впрочем, и до сих пор дружим, потому что оба выжили на той войне.
Разведгруппа первой роты попала на наше собственное минное поле. Прямо рядом с местом расположения нашего отряда. Группа должна была выйти через позиции боевого охранения мотострелкового полка, совместно с которым мы и жили. Полк еженощно донимала ракетная установка, которую он никак не мог поймать. Тогда мы ввязались в это дело. Не наша была обязанность ловить такую кочующую дрянь, но нам очень хотелось доказать «пехоте», что мы орлы, а они мокрые курицы. И разведгруппа вышла через позиции боевого охранения полка прямо через одно из минных полей, которые в бесчисленном количестве расставил вокруг себя этот пехотный полк.
Все было организованно как надо, но кто же мог подумать, что сапер полка, выделенный нам в качестве проводника, ошибется. Группа попала на мины и после первого же взрыва, боевое охранение открыло беспорядочный огонь. Пехотинцы нервничали по ночам, и открыли огонь, даже не смотря на то, что их трижды предупредили, что тут, у них под носом, будет выходить наша группа.
Я не слышал взрыва и вообще собирался ужинать, но я увидел, как небо на юге озарилось огнями, и его рассекли трассы очередей крупнокалиберных пулеметов. Я бросился на ЦБУ (центр боевого управления), чтобы в «мягкой форме» довести до сведения пехоты, что именно я думаю о них самих и их умственных способностях. Я думал, что огонь открыт случайно и по недоразумению. Но оказалось, что это не так, и пехота бьет на звук взрывов на собственном минном поле. Они подумали, что это пробирается к ним такая же разведгруппа, но только не наша, а противника.
«Одиннадцатый» — командир этой группы и сам был по образованию сапером. Он не подорвался при первом подрыве. Он остался лежать метрах в десяти сзади первого подорвавшегося солдата. Солдату оторвало обе ноги, но сознания он не потерял, и это было страшно. Парень дико кричал, и его можно было понять. Следующий за ним солдат, оставшийся невредимым не выдержал и пополз на помощь. Он знал, что этого делать нельзя, но пополз. И его тут же разорвало в клочья. Он наполз на нажимную мину грудью. Уж лучше бы он поднялся на ноги... Но он не сделал этого. «Одиннадцатый» должен был дождаться помощи, когда подойдут наши саперы и разминируют проход к раненым. На минном поле нельзя оказывать медицинской помощи. И раненого не спасешь и сам подорвешься...
Надо ждать... Это закон... Попробуйте выполнить его, когда рядом в десяти шагах кричит от боли человек... И истекает кровью, потому что помощь может придти только минут через тридцать-сорок... Попробуйте выполнить это правило... Я бы тоже не удержался, как и «одиннадцатый»...
Он полез за раненым. У него не было ничего для разминирования. У него даже элементарного «щупа» не было. И тогда он вытащил из автомата шомпол, и начал использовать его как щуп. Шомпол предназначен совсем для другого. Шомпол имеет тупой конец, которым трудно проткнуть спекшуюся от жары землю, чтобы нащупать мину, и приходится нажимать на него с силой, посекундно рискуя нажать на нажимной датчик. Шомпол короток, а потому, если тебе не повезет и ты, протыкая грунт, все-таки нажмешь на взрыватель, то мина взорвется на расстоянии 30 сантиметров от тебя.
«Одиннадцатый» прекрасно знал это, но пошел. Он не мог слышать эти крики и спокойно оставаться на месте. Он сделал ошибку, и я понимаю его, как себя... Попробуйте выдержать этот кошмар, и я не подам Вам руки при встрече. Хотя я тоже знаю это правило.
«Одиннадцатый» передвигался по минному полю на коленях. Длина его импровизированного «щупа» не позволяла ему сделать иначе. «Одиннадцатый» тыкал шомполом в землю у самых своих ног — у него не было другого выхода. Он прошел 8 метров из 10. Мина рванула у него прямо под коленом. Он пропустил ее и коленом нажал на нажимной датчик. Ему не повезло...
Я и «108» были там через двадцать пять минут. Мне было положено «разруливать» такие ситуации. «Сто восьмому» там нечего было делать, но «одиннадцатый» был нашим общим другом. Пехота не хотела нас пускать через позиции боевого охранения. Я приказал наводчику БТР развернуть ствол крупнокалиберного пулемета и «нежно» сказал какому-то пехотному майору: «Если ты прямо сейчас не отвяжешься, трусливая хрень, то я разнесу твой пост с тобой вместе, с твоими ублюдками, которых ты называешь солдатами, твоей мамой, твоей женой, твоими детьми, которых я никогда не видел, но поеду и пришибу, только потому, что от тебя, сволочь, нормального потомства не родится!» Нас пропустили...
Наверное, я очень нервничал. Наверное, я не совсем правильно пользовался радиостанцией, докладывая на ЦБУ комбату, что происходит на этом минном поле. Если я нажал тангенту на передачу, то никто другой в эфир выйти не может. Таковы особенности радиостанции Р-123. Когда я, наконец, заткнулся на секунду и отпустил тангенту, я вдруг услышал голос «108-го»: — 107-й, «одиннадцатый» у тебя? — Да, — раздраженно ответил я. — А сколько у него ног? — вежливо и спокойно спросила у меня радиостанция. — Половина одной, — изумленно ответил я, не понимая, к чему такой вопрос в этой обстановке. — Да, понимаешь, тут нога до колена лежит передо мной. А я не знаю чья. Обута в белый кроссовок. Кажется, «одиннадцатый» вчера новые кроссовки покупал? — Да, хрен с ней, с этой ногой, — в запале ответил я. — Вот и я думаю, что хрен, — сказал «108», но кроссовок жалко...
Потом наутро, когда все закончилось, я спросил «108-го»: — Ты чего, сбрендил? Чего-то мне ночью про какой-то кроссовок втирал... С ума сошел что ли? — Почему с ума сошел, — ответил начальник связи. — Надо же было хоть как-то тебя заткнуть! А то ты в своем запале вообще никому не давал в эфир выйти...
«Одиннадцатому» нужны новые протезы. Ходить на том, что может предоставить ему наша промышленность, он просто не может. Он пользуется немецкими или итальянскими. Мы решили этот вопрос, и завтра утром он приезжает из Гродно, где и живет с тех пор, за новыми протезами фирмы «Отто Бок», имеющей представительство в Москве. Все схвачено и проплачено. Я вчера был в этой фирме, кое-что уже получил для «одиннадцатого», а что-то мы еще дополучим завтра, когда я встречу его на вокзале и отвезу в эту фирму... И я обязательно заготовлю для него новые кроссовки. Это уже стало традицией, которой уже двадцать лет. Он подорвался в ночь на 9 мая 1985 года. С тех пор я каждый раз покупаю ему в подарок кроссовки, и мы оба смеемся над этой нашей маленькой «тайной»...
Как же молоды мы были когда-то!..
Третья рота
Третьей роте не везло с командирами. Черт его знает, почему так получалось, но не держались они там. Убивало их часто, или просто ранило так, что больше уже ротный не возвращался. Вляпывалась третья рота часто. Вроде, ничем от других двух рот отряда не отличалась, и бойцы были подготовлены не хуже, и офицеры были не дураки, но не везло третьей роте, хоть тресни. А на войне везение – это, считай, полжизни. Умела третья рота «вляпываться»... И никто не мог объяснить, отчего так повелось.
Я как-то взял ШДК – штатно-должестную книгу. В этой книжке на странице три человека. И все о человеке написано. Фамилия, имя, отчество, занимаемая должность, откуда призвался, образование, адрес родителей, куда труп отправить, если чего.... Словом, все там о человеке есть... По трое на странице, начиная с ротного... Последняя графа «Дата исключения из списков части. Причина убытия» Взял и поразился. На каждой странице против одной из фамилий значится: Исключен из списков части приказом №.. от такого-то числа в связи с гибелью в боях, в связи с тяжелым ранени ...
... ем, и прочае.... Блин! И на каждой странице, где только трое указаны! Ни в первых двух ротах, ни в роте минирования, ни в группе связи, ни в группе ЗСУ таких записей не было, а в третьей роте была... На каждой странице... Я тогда молодым начальником разведки был, до этого служил командиром разведгруппы в первой роте и особо не вникал в дела других рот. А тут жизнь заставила...
75 человек по штату, включая ротного. 75 человек, 25 страниц, и на каждой станице заполнена графа «Причина убытия». У меня глаза на лоб полезли.
[Ротой командовал капитан Бекаев (фамилия изменена). Его не любили в батальоне. Он говорил «Войны без потерь не бывает» Он не считался ни с чем. Он служил в Афганистане второй срок – четвертый год, и точно знал, что он не жилец... Два срока можно выдюжить на продскладе, а командиром разведроты нельзя. Закон математического ожидания потерь против. Бекаев начал командиром группы, потом был заместителем командира роты в другом батальоне, а потом пришел к нам и принял третью роту. Я не любил его, и мы даже подрались как-то по-пьяни. Я сказал: — Ты не ротный, ты убийца! Ты всех людей своих положишь! — Войны без потерь не бывает, — ответил Бекаев. Я ударил его, он ответил. Нас растащили, естественно.
Но воевал Бекаев так, как другим и не снилось. Третья рота всегда добывала самый ценный «результат». Бойцы и любили его, и ненавидели одновременно. И Бекаев всегда был в бою первым, хотя положение ротного его обязывало не соваться... В нынешнем Владикавказе (бывшем Орджоникидзе) его бросила жена. И ушла вместе с сыном, которого Бекаев очень любил. У него не было любовницы на войне, которых мы называли ППЖ ( походно-полевая жена). Бекаев не пил.. Он просто воевал, надеясь, что когда-нибудь его убьют. Его убили....
Он бежал по крыше крепости и умные духи, которые тоже умели воевать, стреляли через саманную крышу на звук шагов. Пуля попала Бекаеву в бедро снизу вверх от колена и до тазовых костей. Он мог упасть наружу, и тогда мы подобрали бы его. Но он упал во внутрь крепостного двора, и его тут же добили очередью из окна. Уже раненного добили. Что бы достать его труп, мы развалили эту крепостишку по кирпичику вместе со всеми, кто там был. Мы не считали убитых духов, нам было не до подсчетов.
В третьей роте был дембель по фамилии Волков. Он застрял в переулке около крепостной стены с тремя молодыми бойцами. Волкова не раз хотели отдать под трибунал за «дедовщину». Он был хреновый дембель, он заставлял молодых подшивать себе подворотнички, стирать свое белье и бил их смертным боем, если кто-то осмеливался ему перечить...
Молодые подавали Волкову гранаты, и Волков перебрасывал их через стену. Одна из гранат скатилась обратно. У Волкова просто не было времени еще раз перебросить ее обратно. Молодые в испуге отпрянули кто куда. В этом переулке просто не было куда деться, а граната Ф-1, есть граната Ф-1. Волков схватил ее с земли, но времени уже не было, и тогда он просто накрыл ее своим телом. Его последними словами было: — Салабоны, мать вашу так! Волкова разорвало в клочья. Никто из его «молодых» даже не был ранен. Потом я прочитал в ШДК третьей роты, что Волков был женат и пошел в армию не со своим призывом, а на два года позже...
- Не понимаю этих ваших «мужчинских игр», — сказала мне моя новая женщина, которая лет на двадцать моложе меня. – Не понимаю, и понимать не хочу!
Её можно понять. Она не провожала своих мальчиков на войну, и не встречала их потом совсем других, с резко очерченными скулами... Если бы она не связалась со мной, то, наверное, и вообще бы не поняла, что это такое, война. А вот моя мать понимала, хотя и никогда не была на фронте. Но в 41-м ей было шестнадцать. И он не женился на моей маме, потому что погиб в 43-м. Он был летчиком-истребителем, и, наверное, его просто не успели толком научить летать. Я не знаю, на каком вылете он погиб. Может на первом, а может и на десятом.
Наши девочки тоже воюют. Воюют, провожая нас на войну. И встречая нас с резко очерченными скулами. Если доведется встечать...
У меня в чулане хранится старая моя форма.
Еще та, которую носила армия Советского Союза. Теперь уже такой не встретишь на улицах. Российская армия одета иначе, более современно и более красиво. Но у меня сохранилась старая. Та, которую носил я когда-то пятнадцать лет назад.
В 91-м нас начали зажимать. Вместо боевой подготовки с нас требовали уборки территории, работы в колхозах за картошку для части и прочее. Мои снайпера перестали ходить на полигон, а занялись подсобным хозяйством. И они смотрели на меня безумными глазами и спрашивали, « а что, товарищ капитан, мы и завтра на стрельбу не пойдем?» Мои гранатометчики тоже занимались подсобным хозяйством. А мои радисты, элита наших войск, потому что без нормальной связи воевать нельзя, грузили кирпичи и «забивали себе руки». Ведь радист на ключе – это пианист. Ему нельзя грузить кирпичи, потому что руки теряют чуткость, и радиограмму в 20 групп он передает уже за 40 секунд, а не за 15. Чем дольше работает радиостанция, тем больше вероятность, что ее засекут пеленгаторщики противника. И все, погибла разведгруппа...
Нас, старых вояк, потихоньку выживали из армии, не давая нам готовить бойцов. Мы не привыкли к такому к себе отношению и такому отношению к своим солдатам.
А потом была первая Чечня... И в Грозном не было ни меня, ни Эльдара Ахметшина, ни Сергея Веснина. Я уехал в Москву, устроился работать в коммерческую фирму, получал в десять раз больше, чем получал в армии и по утрам похмелялся пивом в ларьке на Третьей Парковой улице. А Ахметшин и Веснин остались жить в нашем городке. Им просто не было куда оттуда уезжать. У Ахметшина было три ордена, как и у меня, а у Веснина пять. Пять боевых орденов. Даже в Великую Отечественную не каждый мог столько заработать! 27 января 1995 года наш батальон с новыми солдатами и новыми офицерами в один день за пять минут потерял 45 человек убитыми. За восемь лет войны в Афганистане батальон потерял 147 человек. Это за восемь лет, а тут за пять минут 45. Только не надо мне говорить, что чеченские макаки умели воевать лучше, чем афганские душманы. Видал я и тех, и других. И «черных аистов» тоже видал. Еще те вояки, каждому из них готов руку пожать, как профессионалу. Нет, это мы воевать разучились. Но 147 за восемь лет, а тут 45 за пять минут... Хреновая статистика... Все мы были возмущены. Но как-то раз Ахметшин пошел провожать друга до шоссе, чтобы отправить его на попутке в Рязань. Откуда-то взялась «Волга» и сбила его насмерть... Через месяц решил Веснин рыбки половить. На тротил, естественно. Надо же такой беде случиться, что заряд запутался в его собственных снастях, подплыл под днище лодки, в которой Веснин и сидел, и рванул так, что ни от лодки, ни от Веснина и ошметков не нашли... И оба раза в этих историях присутствовал некий майор контрразведки, который и жил в нашем подъезде... Майор КГБ (потом ФСБ) Звездочкин. Без изменений фамилию его указываю. Не боюсь я.
Надел сегодня старую свою форму, поглядел на планки собственных орденов, на золотистые полоски за тяжелые ранения, что носятся на правой стороне кителя... Посмотрел, и захотелось мне плюнуть себе в лицо прямо в зеркало. Мы сдрейфили... Все мы сдрейфили... Не захотели Гражданской войны, все чистенькими захотели остаться, и я среди прочих... Гнал от себя подобные мысли. Много лет гнал... а надел форму, и нахлынуло...
Старая форма... Господи! Что ты сделал с моей страной?! И почему же теперь так хреново?!
Поезд в пути уже вторую неделю, бежит через всю зимнюю снежную Россию, от океана к Уралу и дальше на Запад. В вагоне уже давно все отоспались, перезнакомились, давно перечитаны все книги, обсуждены все злобы дня, сыграны все партии в шахматы, надоел до омерзения «козел», даже чай не пьется, даже пиво почему-то кажется кислым и стоит недопитое в темных бутылках под светлыми бумажными стаканчиками.
И вот как-то под вечер в одном из купе собирается мужская компания, и кто-то предлагает, чтобы каждый по очереди рассказал «самый страшный случай из своей жизни». Чего-чего, а страшного за спиной у каждого немало. Один горел в самолете, другой — в танке, третий чуть не погиб на торпедированной подводной лодке. Еще одного расстреливали, и он, с пробитым насквозь легким, трое суток пролежал под горой мертвецов.
В дверях купе стоит, слушает немолодой, маленький и худенький, как подросток, человек в форме гражданского летчика. Засунув руки в боковые карманы своей кожаной коричневой курточки, он курит толстую дорогую папиросу, перекидывает ее то и дело из одного угла рта в другой и, прижимаясь затылком к косяку двери, резко и нервно выбрасывает в потолок густую струю синего дыма. Слушает он, почти не глядя на рассказчика, но, чем дольше слушает, тем сильнее волнуется, тем чаще и глубже затягивается...
Внезапно лицо его наливается кровью, он делает несколько быстрых, лихорадочных затяжек, торопливо и даже судорожно запихивает папиросу в набитый окурками металлический ящичек на стене и, повернувшись к рассказчику, перебивает его: — Ст-той! П-погоди! Д-дай мне!.. Губы его прыгают. Лицо дергается. Он — заика, каждое слово выталкивается из него, как пробка из бутылки. — С-самое ст-трашное? — говорит он и кривит губы, делает попытку изобразить ироническую усмешку. — Самое страшное, да? Т-тонули, говоришь? Г-горели? С м-мертвецами лежали? Я т-тоже т-тонул. Я тоже г-горел. И с покойниками в об-б-бнимочку лежал. А в-вот с-самое ст-трашное — это когда я в сорок втором году письмо получил из Ленинграда — от сынишки... д-д-десятилетнего: «П-п-папочка, — пишет, — ты нас п-прости с Анюткой... м-мы в-вчера т-т-в-вои к-кожаные п-перчатки св-варили и с-с-съели»...
Ведь вы слыхали про игру в наперстки? Все спорят, под каким наперстком власть
Что ж, Александр Сергеич, с днем рожденья! Испытанный жигуль переобув, за сутки непрерывного вожденья мы вместе с сыном прибыли в Гурзуф, где плещут волны, радостнее невских, где небо ясно триста дней в году, где вы когда-то в обществе Раевских писали про летучую гряду. Прибыв на край славянской ойкумены, я счастлив в сотый раз, как неофит. Вы спросите, какие перемены? Огромные, а в общем никаких.
Украйну, как всегда, не успокоишь, то с Ющенко носились, как с дитем, теперь они горды, что Янукович пришел демократическим путем. От споров, как обычно, нету толка, напрасно я твержу, пожав плечом, что в нем демократического только вот этот путь, которым он пришел. Но им не привыкать дивить планету. «Завидуете! — мне они в ответ. — Ведь вы рабы, у вас такого нету» — и то сказать, у нас такого нет. В их новостях я дилетант отчасти, своих фантомных болей до черта, но главная примета новой власти — цветущая крутая блатата. Везде шансон до белого каленья и призвук незабвенной хрипотцы, у нас повсюду Третье отделенье, у них — отчизны крестные отцы. И те, и эти мне противны с детства, их не прогонишь, сколько ни рыдай, однако для меня, автовладельца, всего страшнее люди с бляхой «Даi»*. Они распространились хуже тифа, образовали шумную толпу, при Ющенко они сидели тихо, а нынче снова вышли на тропу. Им вечно мало, сколько бы ни дал ты, узрят московский номер и тотчас… За весь мой путь от Харькова до Ялты меня остановили 10 раз. Завидевши авто московской масти, они немедля требуют права, и я их проклял, как у вас в романсе, но дал им злата все-таки сперва. Теперь мне впору собирать бутылки, чтоб хоть черешней угостить семью. Вы б вовсе не доехали до ссылки при этаких поборах, зуб даю. Вам подорожных точно б не хватило, и вы б тогда в Украйну не ногой, а значит, про послушные ветрила нам написал бы кто-нибудь другой.
Вам интересно, верно, как там дома? Почти никак, а в общем, как всегда. И это состоянье нам знакомо, как небесам летучая гряда. Мне трудно говорить в серьезном тоне про нашу государственность и честь, вы спросите, конечно, кто на троне? На троне, несомненно, кто-то есть. Их даже двое, избранных на царство, и кто главней, гадает целый свет. «Ахти, какое низкое коварство!» — вы скажите, а я скажу, что нет. Один порою гладит нас по шерстке, другой чудит, оттаптываясь всласть… Ведь вы слыхали про игру в наперстки? Все спорят, под каким наперстком власть. Нет мягкости во взгляде их холодном, но все ж эпоха вашей не чета. Кто не согласен, может ехать в Лондон, а Лондон, слава богу, не Чита. Рискуя вызвать общую ухмылку и даже смех, но, думаю, сейчас вы тоже не поехали бы в ссылку, на вас бы положили, как на нас. У них же все, а наши силы слабы. Ведь я у них трубу не украду? И в этом смысле тоже не судьба бы вам написать летучую гряду.
А в общем стало как-то очень сперто, от родины осталась типа треть, все стало до того шестого сорта, что неприятно в зеркало смотреть. Пииту неслужебныя породы пора отринуть всяческую слизь, сказать: «Паситесь, мирные народы» — и самому отправиться пастись. О чем еще поведать? Не о спорте ж, не о борьбе с начальником Москвы? Но есть и то, что все же не испортишь. К примеру, это море или вы. Могу еще сидеть и сочинять я, а надо мной летучая гряда внушает мне, что лучшее занятье лететь из ниоткуда в никуда.
Медведев на питерский форум недавно слетал, деловит, и лозунг изрек, о котором Россия взахлеб говорит: «В ближайшие годы, не скрою, мы будем стараться сполна, чтоб стала страною-мечтою родимая наша страна».
О, эта российская скромность! Она, опасаюсь, вечна. Верховный правитель, опомнись: у нас и сегодня мечта, хрустальней любых Синегорий, шикарней, чем старый Париж, — хотя не для всех категорий: для самых мечтательных лишь.
Россия — мечта лежебоки, крестьянских утопий село: лежи, а в известные сроки тут все происходит само. Трудящийся слишком активно смущает расслабленный фон, и выглядит как-то противно, и скоро сливается вон.
Россия — мечта держиморды, его вожделенный приют: тут жители искренне горды, когда им по морде дают. Любимый из местных сюрпризов, привычный на местных ветрах: извне намечается вызов — внутри обостряется трах.
Россия — мечта идиота (здесь, в общем, не верят уму). Открыта любая работа и всякая должность ему, а если не сладится что-то и с грохотом с рельсов сойдет: наденешь армяк патриота — и будь хоть совсем идиот.
Россия — утопия Гейтса: он нынче раздать возмечтал на благо голодного детства компьютерный свой капитал. Призвал он акул капитала — торжественно, под «бетакам», — презренного, значит, металла излишки раздать беднякам. У нас же по первому зову любой доморощенный Билл, не жаждущий выехать в зону за то, что кого-то убил, готов на подобное действо, — и если страна позовет, он даст и поболее Гейтса на благо рублевских сирот.
Россия — мечта людоеда: жирей, разрастайся, мордей, подумывай после обеда, что все-таки любишь людей… Мечтай, растянувшись на пляже, а пища, в желудок скользя, подробно докажет сама же, что с нею иначе нельзя.
Россия степна и лесиста. Россия — мечта хомячка. Россия — мечта мазохиста, а также садиста мечта, блаженная пристань ничтожеств, видавших законы в гробу, усвоивших «как же-с» и «что же-с», «так точно» и «всех зашибу». Россия — мечта белоручек, а также мечта «сапогов», и Мекка для всех недоучек и сдувшихся полубогов, за порцией денег и славы стремящихся в эти места; мечта приблатненной оравы и силы нечистой мечта. Замечу — по этой цитате ль, по всякой ли речи иной, — что главный кремлевский мечтатель, похоже, доволен страной: все это покрытое серым пространство тоски и тщеты — мечта президента с премьером, которые, кстати, на ты. Им нравятся плесени пятна и хищные рыльца в шерсти. Иначе они, вероятно, нашли бы возможность уйти.
Ах! Судя по запаху тленья и массовым бегствам кругом — ведущая часть населенья мечтает совсем о другом. С тех пор, как открыли границы, сбежавших друзей не сочту. Летят перелетные птицы, мечтая другую мечту. Но сколько бы, встречных пугая, ни лез я в бессмысленный бой, — не бойся, моя дорогая. Ведь я остаюся с тобой. По мощи, абсурду, напору, размаху дубья и ворья — ты в самую тухлую пору мечта для такого, как я. Боюсь, при текущем раскрое за десять отмеренных лет нас просто останется трое — премьер, президент и поэт. Мы так и застынем, как реки под слоем январского льда, — безальтернативны навеки!
То, что власти глава исполнительной не свершил выдающихся дел — это вывод довольно сомнительный. Их немного, но я разглядел. Незавидный назначился путь ему — я б назвал его даже крестом: неустанно прокладывать Путину триумфальный возврат на престол. Вероятно, он даже продвинулся, осторожно смягчая страну: вот из ЮКОСа кто-то откинулся, вот решили простить Бахмину, — чтоб вернувшийся в лидерской маечке, в обретенном опять кураже эти малозаметные гаечки завинтил безвозвратно уже. Возвращение главного лидера обозначится сменою вех: этих избранных милуют, видимо, чтоб обратно размиловать всех. Главначальник вернется возжажданным, сокрушительно прям и жесток, — да. Но чем же запомнится гражданам переходный медведевский срок? Как-никак он царил не в Эстонии, а имел под собой Вавилон… Кем он будет в российской истории? Кем в потомстве останется он? Он в хоккейном позировал свитере, в камуфляже однажды блистал — но недавно отметился в «Твиттере» и немедленно тысячник стал. Это надо на мраморе высечь, нах, как распущенный делывал Рим: он останется с титулом Тысячник — достижением главным своим.
Это может затмить и Осетию, и филиппики в адрес ворья… Не сказать, чтобы этою сетию восхищался особенно я: я и сыну родному советую, и тому ж его учит жена: увлекаться бодягою этою, лишь уроки закончив сполна. Ты сперва за собакою вытери, подними свою детскую жэ — а потом и сиди себе в «Твиттере», коль читать не умеешь уже! Почитавши российские медиа, да и местную нашу печать, понимаешь, что есть у Медведева, что начать и за что отвечать, — уроженцы любимого Питера порезвились в родимом дому, так что, думаю, есть и без «Твиттера» чем досуги заполнить ему. Но российской затурканной живности не впервой в интернете висеть — им осталось из прочей активности лишь бурчать в социальную сеть. Трудно взрослым, а детям тем более! Прав не видно, возможностей нет… Как при немцах сбегали в подполие, так сегодня бегут в интернет. Тут не нужен наш голос встревающий, наши руки и наши умы: ничего мы не можем, товарищи! И Медведев такой же, как мы. Вот и сеть: он сбегает под сень ее, как сбегают в последний редут, — представитель того населения, что хотело бы, да не дадут.
Рад поздравить друзей его списочных, что решили его зафрендить: час не минул — а он уже тысячник. Всенародная слава, етить! Это много честнее, чем выборы — те, которых в Отечестве нет, потому что теперь они выбыли, как и прочее все, в интернет. Не напрасно он, значит, старается, отдаляясь от взглядов вождя, понимая, что это карается, и, однако, на это идя. Все в порядке, и нечего крыситься: антипатия к власти — навет. Есть в Отечестве целая тысяча, говорящих Медведу: «Превед!» Вот история нам и ответила, чем закончатся эти труды: мы не выберем больше Медведева. Но добавим его во френды.
Трудно все-таки романтику в России: что ни новость, то засада и облом, и разгадки унизительно простые — все на свете объясняется баблом!
У России обнаружились шпионы. Несмотря на оглушительный провал, я, как прочие сограждан миллионы, при известии об этом ликовал. Значит, можем мы не только брать айфоны, клянчить помощь или в «Твиттере» висеть, но еще у нас имеются шпионы — настоящая, простроенная сеть! Знать, не все еще пока считают раем этот Запад, полусгнивший ананас: значит, мы еще вербуем, и внедряем, и они еще работают на нас! Я напьюсь за это дело и наемся. СВР собаку съела на «кротах». Сколько я могу припомнить, после Эймса нелегалы не проваливались так. Это значит, мы еще чего-то можем — сверхсекретное, по долгу и уму, а не только несогласных бить по рожам и Лимонову подсовывать Муму: есть враги еще серьезней, чем Лимонов, и спецслужбы — не детсада филиал! Если честно, я и сам люблю шпионов. Вероятно, это Штирлиц повлиял. Он страдает от жестокой ностальжии, хоть внедряется в элитные слои… Мы в стране своей и сами как чужие, и шпионы нам понятны, как свои — эти хитрые, с подходом и подъездом, неприступнее кощеева яйца… До сих пор еще пугливо помнит Дрезден неприметного, но грозного бойца. Конспирируются пламенные Данко, и хотя им служит матерью-отцом та же самая московская Лубянка — но с неглупым человеческим лицом, на котором без особенного проку расположены защитные очки — прятать слезы по березовому соку, за границей недоступному почти. Есть обычные лубянцы, но никак с них делать жизнь не захочу. А с этих — да! Я особенно жалел американских: бездуховная, циничная среда! Еле прячется за фейсом безучастным беззаветная любовь к родной стране. Эта рыжая девчушка Аня Чапмен Жанной д’Арк уже вообще казалась мне…
Но из прессы мы узнали — разгребись ты, эта пресса, что по идолам палит! — что они и не шпионы, а лоббисты, соблазнители банкиров и элит, что они там не секреты добывали, аккуратно их сливая в интернет, а российские же деньги отмывали (сырьевые, потому что прочих нет); что, в отличие от Абеля и Эймса, заслуживших от пиндосов «very good», эти люди заготавливали место, на которое отсюда побегут! Не преследовали их и не пытали, и во тьме не нападали со спины, а они туда сливали капиталы, выводимые начальством из страны. Ведь когда-нибудь наступит час расплаты — как-никак мы говорим не о богах: те, что ныне знамениты и богаты, с неизбежностью окажутся в бегах. И чтоб сразу их не выгнали оттуда, и чтоб стала репутация чиста, — им российская готовит агентура запасные безопасные места, улещая белодомовских хозяев. Как поверить этой бешеной пурге? Вы представьте лишь, чтоб Штирлиц наш Исаев место Сталину готовил в ФРГ! Публикуется и версия другая — в это верить и подавно западло, — что они там попалились, помогая распилить свое бюджетное бабло. Плохо спится от подобной подноготной. Я б описался, представив этот срам, — чтобы Штирлиц в ресторане «Грубый Готлиб» тратил то, что Алекс Юстасу послал! Я набычился и зубы сжал до хруста-с. Значит, зря я столько лет разведку чту? Что ж ты, Алекс, елкин корень, что ж ты, Юстас, растоптал мою хрустальную мечту? Мы тут верили, а ты там бабки тыришь и обслуживаешь злейшего врага, а березового сока, Отто Штирлиц, вообще уже не любишь ни фига? Трудно все-таки романтику в России: что ни новость, то засада и облом, и разгадки унизительно простые — все на свете объясняется баблом!
Безвозвратны Византия и Эллада, дни Аккада и библейские стада. Я в добро уже не верю — и не надо, но хоть зло-то мне оставьте, господа! В этой области мы были чемпионы, а сегодня вызываем лишь хи-хи. Неужели в наше время и шпионы — не злодеи, а банальные лохи? В жажде подлинности снова залезаешь в интернет, куда Отчизна отнесла блоги, форумы и споры — то есть залежь бескорыстного, беспримесного зла.
Сообщение N: 130
Подразделение и год выпуска: 3 батр 1987
Рейтинг:
2
Отправлено: 15.07.10 17:10. Заголовок: Осьминогое* В том..
Осьминогое*
В том-то и беда ушедшего от нас десятилетья, что здесь из двух не выбрать никогда. У нас ни то ни се, а что-то третье
Я на футбол гляжу со стороны, но главное заметил, слава богу: эксперты наконец посрамлены, и верить можно только осьминогу. Живущий в Оберхаузене гад, бесчисленных пари катализатор, уже бы стал неслыханно богат, когда бы мог играть в тотализатор. Настолько усложнился белый свет, что знают все, от мала до велика: научным предсказаньям веры нет. Сейчас надежен только метод тыка. Мы все уже не знаем ничего, но знает Поль и прочие моллюски, — и я б нашел, о чем спросить его, когда б он мог понять меня по-русски.
Но опасаюсь — в том-то и беда ушедшего от нас десятилетья, что здесь из двух не выбрать никогда. У нас ни то ни се, а что-то третье. Никто не смог бы щупальцем попасть в простую букву верного ответа. Спроси его: где истинная власть? М или П? Ответ: ни то, ни это. И будь ты хоть немыслимый талант — из этого тандема командиров не выбрать. Нужен третий вариант: Обама, например. Или Кадыров. Начнешь его просить: подумай, друг, три варианта щупальцем листая! Но он умеет только, блин, из двух. Он осьминог, животная простая.
Другой вопрос, волнующий сейчас и шефа, и последнего холопа: скажи, зверек, Европа тут у нас — иль Бирюковым названная жопа? Любой американский индивид и европеец, числящийся в топе, с Россией как с Европой говорит, но думает при этом, как о жопе. Гламурная, рублевская страна, отечество Минаева и Робски, — по-европейски выглядит она, но пахнет и колышется по-жопски. Не привлекают наши рубежи инвестора, но радуют поэта: Европа или жопа мы, скажи? Но правильный ответ — ни то, ни это. Мы Еврожопа, в сущности, сынок, хоть выглядим с годами все жопее. И задымился б жалкий осьминог, как робот из «Москвы — Кассиопеи».
И в третий раз спросил бы я его, застенчиво доставши из-под спуда вопрос, который мучит большинство, но вслух не сформулирован покуда. Куда свернет невидимая нить? Ткни щупальцем иль всеми напечатай: гореть мы дальше будем или гнить? Семнадцатый нас ждет или десятый, вулкан или болото впереди, трагедия иль фарс в конце куплета? А он в ответ свернется: уходи. Ни то ни се — точней, и то, и это. Который год, планету загрузив, твоя страна упорно вопрошает, что ждет ее — гниенье или взрыв? Пойми: одно другому не мешает. Припомни стародавний анекдот — украсишь им стишок, как астрой клумбу: матумба или смерть героя ждет? Герою светит смерть через матумбу.
Но осьминогу жалкому дано ль проникнуться родною скотобойней?
Сиди в своем аквариуме, Поль. Предсказывай футбол. Оно спокойней.
* Автор просит учесть, что пишет эти строки до испанско-нидерландского матча (и сам болеет за Испанию). Так что если осьминог впервые опозорился, это полностью дезавуирует все вышесказанное.
Нельзя, сограждане, believe me, жить в беззаконии крутом, в каннибализме, в трайбализме — и в мягком климате притом
Июль, крутой, как сверхдержава, Москву расплющил, как жену. Москва коробится от жара и в новостях клянет жару. Давно ль претили ей морозы, надоедали холода, измученные жилкомхозы, ночных аварий череда? (Читатель ждал уж рифмы «розы», но обманулся, как всегда.) Теперь вам кажется нагрузкой жары полдневной торжество, но русский Бог на то и русский, чтоб было все — иль ничего. То сушь, то хлещущие воды, то зверь у власти, то клеврет, то совершенно нет свободы, то ничего другого нет; и если просит гордый разум о снеге, вольности, деньгах — ему дается все и разом, в таком количестве, что ах: просил движухи — дали путчи, тепла — и тридцать пять в тени… Чтоб мы вскричали: было лучше! Верни, пожалуйста, верни! Москва слипается от пота, не хочет есть, не может спать… Господь услышит, скажет: «То-то!» — и станет минус тридцать пять.
А в общем — чай, у нас не Плимут, теперь мы даже не в Крыму: мы заслужили этот климат и соответствуем ему. Еще Платон седобородый учил, на тумбу взгромоздясь: меж человеком и природой есть удивительная связь. Не зря чреда землетрясений пророчит бунтов череду, недаром паводок весенний бурлил в семнадцатом году! Увы, никто не мог бы сроду, хотя б и плавая в жиру, иметь туркменскую свободу и нетуркменскую жару. Нельзя на всех стучать ногами, соседей дергать за усы, иметь коррупцию, как в Гане, — и климат средней полосы! Мы, как индусы, верим в касты и в домотканых наших Шив, и наши отпрыски блохасты, а каждый третий даже вшив; приедешь, граждане, оттуда — и разница невелика! Дивиться ль, что температура у нас дошла до сорока? Нельзя, сограждане, believe me, жить в беззаконии крутом, в каннибализме, в трайбализме — и в мягком климате притом; при азиатской вертикали, при африканском воровстве, при православном Ватикане — но чтоб погода как в Москве.
К причинам засухи добавьте, в тени на лавочке засев, что в наше время гастарбайтер уже работает за всех. Водители из Киргизстана, из Кишинева маляры — других работников не стало, и это корень всей жары. Трудясь отчаянно и здраво двенадцать месяцев в году, они давно имеют право оптимизировать среду. Мы их призвали на подмогу — и разлеглись на простыне; но тот и делает погоду, кто что-то делает в стране! Нам сорок градусов — запарка, и мы спеклись за десять дней, а им нормально, если жарко, и если честно — им видней. Сама культура этот вызов принять решила от души: они включают телевизор — а там почти Туркменбаши…
Пусть РПЦ внушает чадам, а власти — гражданам в миру: кто стал Лаосом или Чадом, пускай не ропщет на жару. Нормальный климат здесь излишен, не заслужил его холоп; а для богатых есть кондишен — прохладный воздух из Европ. Они живут себе в Европе, где свежий ветер и дожди, а мы сидим в родном окопе (ты ждешь уж рифмы, но не жди).
Когда ж совсем закрутят гайки, как обещает интернет, и вслух объявят без утайки, что больше оттепели нет, и мы подавимся обидой и вновь останемся скотом — тогда мы станем Антарктидой.
Глядишь, заностальгируем по вас. Подумать страшно, Дмитрий Анатольич
Сегодня президенту сорок пять. Шлю поздравленье скромному титану. Хоть с полукруглой датой поздравлять не принято, но круглой ждать не стану. Поэты ведь не просто так свистят — мы в будущее смотрим глазом вещим: боюсь, когда вам будет пятьдесят, поздравить будет некого и не с чем. В две тысячи пятнадцатом году — поверите ли, это очень скоро, — вы прочно обоснуетесь в ряду политиков не первого разбора. Я сам же ошибиться буду рад, но ошибаюсь редко, как Тиресий*. Доверят возглавлять наукоград, пошлют послом — да мало ли профессий! И год-то будет, в общем, непростой. Я опишу его, не обессудьте. За оттепелью следует застой, но оттепели не было, по сути; уже Олимпиада позади, она была триумфом вертикали, и в море оползет того гляди все то, чего по Сочи навтыкали; но зрелище случилось — первый сорт. Весь мир смотрел, не отрывая взгляда. Бюджета нету — все ушло на спорт, — но населенью, в общем, и не надо. Премьер вернулся на двенадцать лет, посулы громки, ожиданья жутки — виновником же всех народных бед объявлен тот, кто правил в промежутке: он либерал, он распустил страну, он блогеров избаловал и прессу, он отпустил на волю Бахмину и дал отсрочку Химкинскому лесу, пришла эпоха взрывов, буйных драк, потом он об Лужкова ноги вытер — при нем, короче, был такой бардак, что в Госсовете все ходили в «Твиттер»! Свобода, блин. Прикольно было жить. Державу до того поразрушали, что добровольцам изредка тушить горящие деревни разрешали, и вообще он ставленник Семьи. Боюсь в такую будущность смотреть я, но вдруг как годы лучшие свои припомню ваше я четырехлетье?! Земля суровой кажется подчас, но и она желанна, если тонешь. Глядишь, заностальгируем по вас. Подумать страшно, Дмитрий Анатольич.
А впрочем, что мы будем омрачать законный праздник? Вы-то в чем повинны? Вам сорок пять, вы ягодка опять, вы отрулили больше половины — и на просторах отческой земли, послушавшись всеведущего змия, вы сорок пять бы раз уже могли такого начудить, что мамма мия. Вы запросто могли пересажать — под хлопанье коричневых и красных — не всем известных двух, а сорок пять, и сорок пять виднейших несогласных. Вы Грузию могли бы закопать при бурном одобренье всякой грязи, и не одну войну, а сорок пять устроить на трепещущем Кавказе. При вас шпионов стали высылать, но выслали, по счастью, только девять — а ведь могли бы выслать сорок пять, и это бы нетрудно было сделать! Вы говорите умные слова, вы вроде бы чужды публичной злобы, при вас смешнее стало раза в два, но в сорок пять ужаснее могло бы. И я могу стишки про вас кропать, порхая над Отечеством, как птичка, — боюсь, когда мне будет сорок пять**, подобное уже проблематично.
Над миром тучи новые висят, но ничего на свете не фатально. И вы могли бы встретить пятьдесят совсем иначе — это не гостайна. Я не люблю дурное предрекать и тщетно плакать — я не Ярославна.
Но если кто не смог за сорок пять — за полтора не сможет и подавно.
* Известный древнегреческий политолог и прорицатель.
Сообщение N: 733
Подразделение и год выпуска: 8 батарея 1978
Рейтинг:
2
Отправлено: 12.07.13 10:32. Заголовок: Ох уж эти мормоны!
Ох уж эти мормоны…
Одной из причин, побудивших меня спланировать проезд по Америке через Солт-Лейк-Сити, было то, что город этот является столицей таинственных мормонов. А кто это такие и с чем их едят?
Нормальный русско-советский интеллигент (проверено на жене) знает о мормонах только из прочитанного в детстве рассказа Конан-Дойля по-моему, про пляшущих человечков. При этом почему-то особенно надолго запоминается проповедуемая ими полигамность, или, говоря по-русски, многожёнство. Что в условиях строгой коммунистической морали представлялось вещью абсолютно запретной, и наверное потому сразу врезалось в память.
Кстати, позже дочка Конана (не Варвара конечно, а Дойля) писала, что папа на смертном одре признал, что допустил в описании мормонов много ошибок…
Чудеса начались уже в самолёте из Детройта в столицу штата Юта, мормонами же и основанного. Услышав наш русский разговор, сидевший у иллюминатора высокий поджарый коротко стриженный американец сообщил, что знает несколько слов по-русски.
На вопрос – Откуда? – ответил, подбирая русские слова, что учил его целых 8 месяцев, когда работал на Правительство.
Тут я немножко напрягся… Я с боевой настороженностью отношусь к поджарым коротко стриженным американцам, которые учили русский язык, когда работали на Правительство. В лучшем случае это означает Госдеп. А в худшем слово из трёх букв, не подумайте, что его пишут на заборе.
Правда, увидав мою некую напряженность, наш сосед поспешил сообщить, что уже уволился в запас, и неподалёку от Солт-Лейк-Сити построил себе на пенсию дом, и даже показал его в Гугле.
И спросил, с какого перепуга парочка россиян решила рвануть в общем-то не в сезон в далекую Юту. Когда я упомянул о своём интересе к мормонам, наш сосед просиял.
«Вообще-то я сам мормон», - гордо сообщил он нам. – «У меня семеро детей, и мой сын тоже активный мормон. Работал в России миссионером, отлично знает русский язык. Проповедовал в Екатеринбурге, в этой, как его, Перми. И ещё как-то так на Ю… Ю…Ю…».
«Уфа», - подсказал я и тихо сполз по креслу. Стоило огибать половину земного шара, чтобы в самолёте на Юту (не в поезде, к счастью) встретить папу свердловского проповедника.
«Да, да», - радостно закивал наш мормон, - «Если Вы дадите Ваш адрес в Москве, к Вам обязательно придут и принесут Вам нашу священную книгу мормонов».
«А ничего, что я бывший коммунист?».
«Ничего, ничего. Сейчас самое время для Вас стать настоящим мормоном. Будете в нашем центральном храме, спросите священную книгу на русском языке и присоединяйтесь, мой друг, присоединяйтесь…».
Дать как-то так с ходу наш московский адрес мы не решились (мормон свой, кстати, тоже, и в гости даже не пригласил), но решили для себя разобраться на месте, что же это за вера такая диковинная – мормоны?
Мормон, по имени которого названа церковь, вместе со своим сыном Морони, будущим ангелом, это вообще-то сыны Израилевы (видимо то самое потерянное колено), которые потерялись просто потому, что, эмигрировали задолго до изобретения загранпаспортов и виз и жили припеваючи в Северной Америке с 600-го до нашей до примерно 400-го года уже нашей эры!
Они на золотых (!) очень тонких листах записали заветы от своего народу всего за 1000 лет, то есть, начиная с 600 года до н.э. по 400 нашей, причем записали их, используя староегипетские знаки (даже не совсем иероглифы, или совсем не иероглифы), которые неизвестны историкам и о которых не подозревал бедняга Шамполион.
Впрочем, и неисторикам эти закорючки, которых мало кто видел, неизвестны тоже.
После 4-летнего ожидания и ежегодных периодических явлений Смиту Морони, который к тому времени уже, естественно, был ангелом небесным (всё-таки возраст сказывается – более 1400 лет), разрешил Джозефу выкопать из ближайшего холма эти золотые скрижали и два камня провидения, Урим и Тхумим (магические камни из Ветхого Завета), символы верховной церковной власти. Джозеф приволок эти листы, скрепленные тремя пружинами общим весом до 30 килограмм, домой и спрятал в чулане, т.к. ангел запретил их кому-либо показывать. Потом, правда, он показал листы 11 посвященным, сделав их первыми апостолами и единственными свидетелями, которые вообще видели эти самые листы.
Позже эти 11 свидетелей разделились на две группы – по 8 и 3 в каждой (что-то мне напоминает большевиков и меньшевиков), которые впоследствии стали путаться в показаниях. Мол, одни видели листы и щупали их прямо из рук Смита, а другие – самого ангела. Якобы ещё была и какая-то служанка… Но служанкам, вестимо дело, верить нельзя.
После этого Смит приступил к расшифровке и декодированию листов. Делалось это не просто, а очень просто. Согласно первоисточника, он брал камни, снимал с головы свой белый цилиндр и клал их туда, засовывал лицо в цилиндр, так, чтобы туда не проникал прямой свет и после этого читал перевод прямо с поверхности камня.
Что позже подтвердила и его жена, Эмма, по крайней мере, касательно перевода последних 116 страниц книги мормонов.
Одна из идей «Книги мормонов» - построить Новый Иерусалим или Сион где-нибудь в Америке.
Чем-то мне этот процесс дешифровки и прочтения мормонских заветов напомнил наше бесконечное конспектирование классиков марксизма-ленинизма в курсантские годы, когда мы также сотнями страниц переписывали в бесконечные конспекты совершеннейшее фуфло порою, например «Материализм и эмпириокритицизм».
По окончании расшифровки ангел Морони забрал эти золотые листы обратно, как прочитанные, так что больше их никто не видел. Так что, наверное, они до сих пор лежат где-нибудь закопанные до третьего пришествия. И в это фуфло верит примерно 14 миллионов человек по всему миру, отдавая на нужды церкви 10% своего дохода ежемесячно!
Правда в коммунизм когда-то верило больше, ну и где он, этот коммунизм?
Позднее основателя церкви вместе с ближайшими сподвижниками упрятали в тюрьму для разбирательств по поводу пропаганды многоженства, тюрьму штурмовала толпа, и в последовавшей суматохе основатель церкви мормонов был убит выстрелом из ружья или разбился, выбросившись из окна одновременно.
Как-то единого мнения нет, но уж точно он не вознесся и не закончил путь на кресте.
Вообще-то в плане жён у первых мормонов была какая-то неразбериха. У самого основателя Джозефа Смита жен по разным источникам насчитывалось до 30, из них, как минимум, у десяти были собственные мужья. Правда жена Смита Эмма, как настоящая умная женщина, делала вид, что ничего якобы не знает о многоженстве своего правоверного, которого как-то по этому поводу хотели кастрировать. Когда он захотле переспать с 16-летней дочкой хозяев. В итоге, как честный мормон, он на ней женился. Она стала его очередной надцатой женой!
Видимо обладал он какой-от невиданной харизмой, так как описаны случаи, когда мама вышла за него замуж спустя месяц после своей дочи, которая радостная также присутствовала на церемонии. Какой-то семейный подряд!
Правда проведенные уже в 2000 годы тесты ДНК показали, что далеко не все дети, рожденные в этом полигамном браке, имели святое происхождение. Видимо, и мормонши тоже изменяют…
Второй по счёту, но не по значимости, президент церкви Бригем Янг (именно он сумел подобрать под себя наибольшую по численности ветвь после всеобщего раскола, последовавшего вслед за трагической гибелью основателя и вдохновителя), который и основал Солт Лейк Сити, вообще имел целых 56 жён! Причём штук десять жён к нему перешло по наследству от первого Президента! Подобное количество женского пола встречалось мне только в описаниях гаремов бывших правителей Афганистана, которыми интересовался перед экскурсией за речку по турпутевке Минобороны СССР в 1980 г.
Но самое интересное, что при экскурсии по бывшему дому Бригема особый упор молодыми экскурсоводшами-мормоншами делается на простые общечеловеческие семейные ценности. Вот в этой комнате, мол, собиралась по вечерам в 18.30 вся семья (!?), пили чай, обсуждали семейные дела. При этом число жён благоразумно не озвучивается.
Между тем, как сам Бригем при обсуждении необходимости постройки нового, большего по размеру, дома жаловался, что, вот мол, каждая жена не просто жаждет отдельной комнаты, но и чтобы вход у неё был также отдельный, а ещё и личные ключи. Такой дом был построен, правда, туда почему-то экскурсий не водят, т.к. напоминает он видимо, что-то типа термитника.
В общем, история намного интереснее, чем типичный для нас, православных, рассказ про безгрешное зачатие, проповеди и чудеса, распятие на кресте, последующее воскрешение и грядущее второе пришествие.
Тем не менее, в историю про золотые листы, как я уже писал, продолжают верить около 14 миллионов на всех континентах, а супротив главного офиса церкви здание ЦК КПСС на Старой Площади выглядит как-то ваще не по-пацански. Это громадный, наверное, не менее чем 40-этажный офис, куда необращенным вход недоступен. Т.к. женат я одновременно всего одиножды, и в полигамии пока замечен не был, то меня туда, конечно же, не пустили… Недоступен вход и в главный храм. Это т.н. Цион, то есть храм, соответствующий Новому Иерусалиму, который сторонники церкви собирались строить в качестве системообразующего в своих поселениях. Такой храм в Солт-Лейк-Сити построен, и именно его территория является самой центральной (даже улицы в честь этого Темпла называются) для всего города. Но в храм не-мормонов также не пускают, там совершаются только специфические обряды – крещения в специальной ванне, стоящей на спинах мифических быков, венчания – на специальном алтаре (для многоразового использования) и др. Венчает все мормонские храмы фигура золотого ангела Морони. Я специально купил похожую заколку для галстука, вдруг где в Москве мормона встречу, чтобы узнавать на раз. В другом большом концертном зале для всех желающих совершенно бесплатно пару раз в день мормоновский органист играет для желающих музыкальные пьесы.
А ещё в этом же квартале находится совершенно шикарный дом памяти первого Президента мормонов. Мне всегда почему-то напрашивалась аналогия с Горбачевым или, не дай бог, ЕБНеном (в смысле вечно пустого здания Президентской библиотеки в Питере), но, слава богу, у нас в России таких зданий нет. Вообще, с президентами последними как-то у мормонов странно. Обычно они избирают кого-то старше 90 лет. То есть, наше Политбюро отдыхает. Хотя у меня странное ощущение, что и нашему президенту когда-то тоже будет 90, правда я, наверное, до этого светлого дня уже не доживу.
Ну и самое приятное под конец… В штате Юта практически нет негров. Второй президент мормонов как-то обмолвился о том, что не стоит смешивать нашу благородную кровь с чем-то там чёрным из Африки. Поэтому москвичи могут немного отдохнуть от чёрнож.пого Вашингтона, однако на всех туристических объектах туева хуча китайцев. Особенно утомляют постоянные китайские и китаёзкие длительные фотосессии на фоне буквально каждой местной заштатной достопримечательности с тупыми улыбками на узкоглазых физиономиях.
Правда, тут уже приходится выбирать – негры, китайцы или… мормоны!
Сообщение N: 263
Подразделение и год выпуска: 1 батр. 1984
Рейтинг:
6
Отправлено: 17.03.14 21:04. Заголовок: на суд товарищей
Как-то в электричке Москва-Калуга прочитал в "Московском комсомольце" о конкурсе на Гимн УРАЛМАША. Пока ехал сочинил рифмы. Недавно нашёл и решил спеть. Хотя певец я ещё тот Но под записал. Кем навеян ритм - думаю, всем понятно Выношу на ваш суд click here
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 123
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
записал. 
- участник сейчас на форуме